Пришла сегодня на субботник, как и полагалось. Набралось нас человек тринадцать из тридцати. Дождик льет, сыро и мокро. Н.Н. говорит: "Ну что ребята, я сейчас всех записываю, кто пришел, выбирайте по чему вам пятерку ставить: по геометрии или по алгебре, и идите домой". Я зашла в книжный, купила "Вероника решает умереть", а еще купила Pillars of Eternity. И еще раз: Pillars of Eternity! Прощайте друзья, я перестаю существовать для реальности ಠ◡ಠ
Кто пишет мини из трех глав, где во время таймлайна Инквизиции и союза кунари Хоук встречает Изабеллу, которую "отдал кунари", и которая служит Бен-Хассрат? Я пишу! Хоп-хей-ла-ла! Просто мне это приснилось несколько дней назад и никак не вылезает из головы.
I find shelter, in this way Under cover, hide away —
Они бегут. Бегут так далеко, как это только возможно, учитывая хаос, царящий вокруг. Они бегут, словно надеются, что им позволят скрыться. Хоук знает, что им не убежать. Андерс знает, что им не убежать. Они бегут.
Они останавливаются в одной из деревень в Морозных горах, куда еще не добралось кровавое безумие, которое охватило почти весь Тедас. Их привечают в одной из добротных изб, пускают к огню и кормят наваристым супом. Хоук уже так давно не ощущала блаженного тепла, что с непривычки почти сразу уплывает в сон. Андерс же крепко обнимает её, плотнее укутывая в меха.
После оставляет её в надежных руках хозяйки и идет отрабатывать их постой так как умеет. В глуши люди меньше верят в Создателя и в порочность магии, они с благодарностью принимают помощь толкового лекаря. У кого-то ребенок свалился с воспалением легких после того, как провалился под лед и был спасен, у кого-то чуть ли не моровое поветрие на скотном дворе…
Андерс не привык оставаться в долгу перед гостеприимными людьми. А еще ему кажется, что так он выплачивает долг Хоук. Хотя выплатить его сполна никогда не сможет. Он чувствует себя именно что должником — и это висит на нем тяжелым ярмом, как некогда над ним бдел Справедливость.
Он, кстати, не появлялся уже давно, словно затих или вовсе испарился. И Андерс надеется, что получит хоть несколько месяцев спокойствия, о которых теперь только мечтает. Бег. Бег. Бег. Только он отныне есть в их с Хоук жизни. Бесконечный бег от себя самих и от смерти.
Три года он просыпался от того, что ему постоянно снилась Хоук. Три года рядом с ней он мечтал, чтобы Справедливость замолчал навсегда. Три года он мечтал найти хоть одно самое захудалое место в Тедасе, где они бы могли быть счастливы. Просто быть счастливы: растить детей, обучать их магии и не бояться, что их заберут храмовники. Потому что Хоук заслуживала счастья, заслуживала спокойствия. Именно поэтому он сделал то, что сделал.
Это странно смотреть на неё, облаченную не в доспех защитницы, а в старую потрепанную броню Мак Тира, в меховом плаще с кучей маленьких сумок на ремне, в которых что только не припрятано. Она просто стоит на пороге приютившего их дома и улыбается, иногда выдыхая облачко пара, потому что слишком уж холодно в Морозных горах. Она смотрит на ораву бегающих по деревне детей. И Андерсу все кажется правильным, невероятно правильным.
Хоук подходит к нему и берет его за руку и тихо спрашивает: — Бежим?
— А ты так этого хочешь? — сейчас имеет значение то, чего хочет она. Он уже достаточно побыл эгоистом.
— Нет, — честно признается она. — Но это спокойствие меня пугает. Так не должно быть, это так неправильно…
— Нет, Хоук, — перебивает он. — Именно так и правильно. Спокойствие и мирное небо над головой. Дети, бегающие стайкой вокруг, мычащая в стойле корова, дым от печи. Все так и должно быть. Все правильно. Поэтому если захочешь, мы останемся. Придумаем уж что-нибудь. Или найдем похожую деревеньку, таких много, а целители всегда нужны.
— А мы готовы? — звучит её вопрос. звучит тоже как-то правильно и логично. — Город цепей сковал нас. Фенрис родился и вырос рабом, но так отчаянно рвался к свободе… а мы? Стали рабами своих прихотей. Рабами своих целей. Цепи Киркволла держат нас, держат до сих пор, понимаешь? Ты стал рабом Справедливости, я же — рабой своего долга.
— Тогда почему если видишь во мне раба, следуешь за мной?- спрашивает целитель.
— Потому что мы достаточно сильны, чтобы вырваться из оков. Ты силен, Андерс. И когда ты разобьешь цепи, я буду с тобой, — она снова улыбается, и улыбка у неё такая теплая, что Андерс преисполняется уверенности в том, что ради этой женщины он способен свернуть горы.
Они снова сбегают под покровом ночи, не попрощавшись с гостеприимными хозяевами. Бегут в поисках убежища, где смогут начать новую жизнь. Бегут далеко от Киркволла, надеясь порвать цепи, которыми были скованы все это время. И однажды, Хоук и Андерс уверены, они найдут это самое убежище, где у них будет еще один шанс начать все сначала.
Наверное, весь день на моем лбу было написано: "Какого хуя?!". На черчении услышала от парней: "Бьет — значит любит!" Я не выдержала, повернулась к этим идиотам (сидят они за мной, и да-таки среди них человек, который мне некогда нравился) и спокойно заявила: "Бьет - значит моральный урод". Потому что это ст. 111, 112, 115 и 116 УК РФ, а не любовь. Серьезно, никогда не понимала смысла этой поговорки, а домашнее насилие в России очень острая проблема, и от того эта поговорка становится еще более жестокой и издевательской. Я торжественно забираю все слова, которые говорила об адекватных парнях вокруг меня, в кратчайшие сроки не осталось ни одного. Нет, я до сих пор верю, что есть адекватные парни и мужчины, но, наверное, где-нибудь далеко от меня.
По дороге домой с подругой вернулись к теме домашнего насилия, к изнасилованиям, и к культуре изнасилований в фанфикшине. Подруга выдала фразу, которая ввела меня в ступор: "Ну в браках-то изнасилование происходит по обоюдному согласию!". Мне очень долго пришлось объяснять подруге то, что изнасилование никогда не происходит по обоюдному согласию. Часто в семьях изнасилования сопровождаются еще и психологическим абьюзом. И то, что моя подруга не понимает таких элементарных вещей - очень печально, а изнасилование стало настолько приемлемым для окружающих... Блин. Вот весь день теперь хожу, как в воду опущенная. Общество вокруг меня поехало с катушек.
Ах да, группа из пятидесяти детей, которые вертятся, не слушают тебя (в отличие от первой группы хороших милашек) и их ебанутые сволочные родители, которые перебивают тебя во время экскурсии, отводят детей из группы "чтобы им что-то показать" - отличный способ на денек из человека, любящего детей, превратится в измотанную измученную девчонку с дрожащими руками и нервно подергивающимся глазом. Была неплохая возможность пересмотреть все свои жизненные принципы поразмышлять над вопросом: "А оно мне надо?". Детей я, конечно, люблю, но выдавать мне их надо порционно, судя по всему, а то вчера ошизела просто от этой неугомонной оравы. (Какой контраст и противовес с группой, которая была во вторник!)
Соласу видится дивная певчая птица. Яркая, любопытная и неосторожная. Лавеллан склоняет голову набок, совсем по-птичьи, заглядывает ему через плечо, пытается прочесть страницы. Глупая пташка.
Соласу вспоминаются дни величия Арлатана, когда ничто не могло быть решено в спешке, когда каждое решение принималось годами, если не десятилетиями. А его пташка суетлива, эмоции её, как искры, которые вспыхивают ярко и сразу же угасают. Ему всегда была противна суета шемленов, но суета Лавеллан кажется ему… очаровательной.
Очаровательная пташка, которую можно научить петь песни, те песни, что понравятся только ему. Сметливая певичка, не более. Ею можно любоваться, её можно баловать, но привязываться к ней… опасно. А Солас далеко не глупец. Некогда им придется расстаться. Возможно, ему придется убить Лавеллан ради Якоря. Но эту девочку ему искренне жаль губить. Редко когда удается такой жар души и тягу к знаниям. Даже учитывая ограниченность пташки, она вполне разумна, будто валласлин и не сковывает её, не тянет ярмом к земле.
— Позволь, — с улыбкой говорит она и заглядывает в книгу, что так пристально изучает Солас.
Это лишь книга, сборник давнишних историй, которые стали для народа Лавеллан мифами, интересными рассказам о былых временах и величии, которое испарилось. Эти истории красивы, возвышенны… и перевраны.
Потому что не было безумного чувства, которое у шемленов носит название «любовь». Элвен никогда не сходили с ума друг по другу, а союз всегда был делом взвешенным, и чувства мало когда руководили ими. Именно поэтому для Соласа все то, что пытает донести до него Лавеллан внове.
— Тебе нравятся эти истории? — спрашивает она.
— Они интересны, — эльф осторожно подбирает слова, боясь обидеть её, зная, как ревностно она относится к своему наследию. — Правда, я не ожидал, что предания нашего народа будут записаны на бумаге, ведь большинство эльфов, что обитают в лесу, не знают письменности.
— Мы не совсем уж дикари, — миролюбиво отзывается Лавеллан. — Все эти истории были записаны одной конкретной долийкой — Веланной, ныне она — Серый Страж. Я была весьма удивлена найти одну из копий её записей в библиотеке Скайхолда. — Эльфийка мнется и закусывает губу, не зная, стоит ли задавать следующий вопрос. — Какая из этих историй тебе нравится больше?
— Про то, как Фен'Харел заточил всех богов, выйдя победителем, — отвечает Солас. — Это умно. И достойно похвалы.
— А мной особо была любима история про скульптура Пигмалиона, — говорит Лавеллан, перелистывая страницы книги. — Ты же наверняка её слышал! Люди некогда перекроили на свой лад, но изначально история была нашей. Эта легенда красивая и счастливая. А у нас осталось не так уж и много счастливых преданий прошлых времен. В ней говорится о творце, что полюбил свое творения. Скульптор Пигмалион создал изваяние прекрасной девы из мрамора, и полюбил деву всей душой. Он не осмелился просить у Богов милости, и потому скульптура оставалась неодушевленной. Но Джун, бог ремесел, увидел как искусен был Пигмалион, и видел, как творец мучился от неразделенной любви и тогда… подарил изваянию душу и нарек её Галатеей. Разумеется, после этого скульптор и его творение, жили долго и счастливо, пока однажды не погрузились в uthenera.
— Почему эта история тебе так нравится, ma vhenan? — спрашивает эльф. — Мне казалось, что она может понравится лишь ребенку.
Пташка улыбается и терпеливо поясняет, словно ныне они меняются ролями и теперь она рассказчик, а он её верный слушатель: — Я сказала, что она была мной любима, когда я была еще da'len. Когда стала Первой нашей Хранительницы, поняла, как глупа я была. Потому что в природе творения — бунтовать против своего создателя. Подобно тому, как дети идут наперекор желаниям родителей. Пигмалион был глуп, влюбившись в свое собственное творение. Галатея могла не испытывать к нему ничего кроме благодарности, она могла…
— И все же история сложилась так, а не иначе, — прерывает её Солас, потому что смущен словами Лавеллан.
Дивная пташка чудо как умна, истории она подбирает умело, как будто бы в Тени видела времена величия их родного дома, как будто бы игра словами была для так же естественна как способность дышать. Знает ли пташка о своем чудном даре?
Кто она, как не его творение? Кто он, как не творец? Пусть лишь яркой трепетной птахи.
И Соласа тут же охватывает неведомое желание написать другую историю. Про чудную птицу и страшного волка. О том, как Фен'Харел оказывается очарован пением пташки и потому не смеет её погубить. Он учит её, ждет, пока она станет сильнее, но чего ради? У этой истории про Ужасного волка не будет счастливого конца, как и у многих других. Их никогда не было.
Эльф непривычно резок, и проснувшаяся ярость пугает и его самого, и Лавеллан. Солас захлопывает книгу, и она еле успевает отдернуть руку.
— И, все же, легенды навсегда останутся лишь легендами, ma vhenan.
ДЕВОНЬКИ, КОТОРЫЕ БЫЛИ СО МНОЙ НА ИГРОМИРЕ НАВЕРНЯКА СЛЫШАЛИ О МОЕМ БРАТЕ, С КОТОРЫМ Я ТАМ ПЕРЕСЕКЛАСЬ. ТАК ВОТ БРАТ У МЕНЯ ОХУЕННЫЙ СЕГОДНЯ ТОЛЬКО ДОБАВИЛИСЬ ВО ВСЕХ СОЦИАЛКАХ И Я ТУТ ТАКАЯ БРО У ТЕБЯ ЕСТЬ ДАИНГ ЛАЙТ ДАЙ ПОГОНЯТЬ АКК КАНЕШН СИСТР БЕЗ ПРОБЛЕМ. Я СЕЙЧАС ВСЕ РАВНО ВЕДЬМАКА ПЛАНИРОВАЛ СКАЧЕННОГО БРАТЕЦ ТЫ В ВЕДЬМАКА ИГРАЕШЬ. ТЫ КЛАССНЫЙ. ПЛЕВАТЬ НА ВСЕ ДЕТСКИЕ ССОРЫ.
Сегодня была первая экскурсия для детишек (завтра — вторая), и я-таки вела вместе с Ванечкой. Ванечка збс какой, когда рядом нет его товарищей, я готова влюбится в Ванечку, если бы не знала, какое он дерьмо, когда находится в окружении своих дружков. Поймала себя на том, что когда детишки (а их было штук двадцать пять - стало страшно) ворвались в первый зал (подконтрольный нам с Ванечкой), я стала пятится-таки к Филину, он хоть и сволочь, но своя, родная сволочь, рядом с которой мне увереннее!
Детей разбили на группы и сказали: "Вот какие экскурсоводы вам больше нравятся, к тем и идите". Подошли к нам такие лапоньки-цветочки и сказали мне: "А вы нам больеш всего нравитесь". И прям в щепочки! Какие классные дети, боже. Я не думала, что таких еще делают воспитывают. Внимательные няши, за мной ходили, слушали, хорошие вопросы задавали. Мы так мило с ними прощались!
Эмоционально я в говно, конечно. Но день был не так уж и плох.
Проходя Клеймо Убийцы, я поняла одну очень важную вещь в отношении своей Хоук. Возможно, я нашла именную ту самую деталь, которая сделала для меня её живой, а не горсткой пикселей. И именно проходя не на стелс-уровне, а прорываясь сквозь толпы врагов, убивая солдатню и не считая, сколько трупов осталось позади, ведь главное, что они стали трупами и больше не смогут прикончить её.
Даже после смерти брата, после потери сестры, после смерти матери, в ней не ломается внутренний стержень — она так же шутит и улыбается, и отчаянно любит Андерса. (Клеймо и Наследие в этом плане весьма важные события для Беаты) Кучка наемников, убитых ею сейчас... да какое значение они имеют? Главное — она осталась жива, а в кармане прибавилось золотишка. Она никогда не терзалась чувством вины за убитых, не задавалась вопросом о том, что убитый наемник мог быть точно таким же как она, но менее везучим, дома его могла ждать семья и мать. Хоук никогда не спрашивала себя о том, стоило ли проявлять такую жестокость, какую она проявила. А вопрос Варрика: "Сколько у тебя?" - казался ей забавным соревнованием.
И тут появилась Таллис со своими принципами ненасилия и возможности мирного разрешения конфликта. А Беата лишь ответила, что предпочитает идти напролом, и приготовив кинжалы пошла вырезать всю стражу. Медленно, методично, как бывалый боец. Но всю оставшуюся жизнь, во время каждого боя, в голове Защитницы звучат набатом слова: "Есть другие пути. Другие пути. Нет никакой необходимости в жестокости..." И тогда Беата начала делать то, что считала раньше невозможным.
Есть у меня две тети. Тетя Аида и тетя Люся. Вернее, по крови они мне никем не приходятся, но кровь никогда не была для меня определяющим фактором. Я их очень люблю, и они уже давно часть нашей семьи. Их приезды мной особо любимы. Сегодня приезжала тетя Люся. (Это шикарная во всех отношениях женщина, она верит в Бога, соблюдает посты, курит и называет вещи своими временами. Она чудесная. Просто чудесная). И когда опять пошла знакомая тема: "Жених-то уже есть?" но уже от другой нашей знакомой, а я ответила, что сначала хочу окончить ВУЗ, получить профессию и обеспечить родителей. На что тетя Люся поддержала меня словами: "Все правильно делаешь". Люблю её.
Я использую это слово, чтобы просто описать себя, а не в качестве самокритики или самоосуждения.
И безусловно я не произношу его в надежде, что кто-нибудь скажет: "Да нет, ты вовсе не толстая!"
Никто ведь не скажет высокому человеку "Ты вовсе не высокий!", поскольку "высокий" - не ругательное слово.
Мы запрограммированы уверять друг друга, что мы не толстые, поскольку для многих из нас нет ничего хуже, чем быть толстым.
Общество сделало слово "толстый" синонимом слова "уродливый". Но "толстый" просто означает "толстый".
Во мне метр шестьдесят, так что я называю себя невысокой. Я замужем, так что я называю себя женой. Я вешу 108 килограмм, так что я называю себя толстой.
И я красива, так что я называю себя красивой. И да, я всё это вместе."
Контекст и ссылка на видео Лиллиан - танцовщица бурлеска. Выступила в TEDxJerseyCity Talk с монологом на тему образа тела и боди-позитивизма. Видео тут.
Начала переводить фик про Анору. Ощущение, что живу по принципу: "Написала один фик про Анору - напиши еще один. Один фик про Анору хорошо, а два еще лучше. Делу час, а Аноре - все оставшееся время. Фанфик про Анору сам себя не переведет". Перевела уже две главы (из двадцати шести, ага). But I regret nothing. Тем более, что фик (хотя, в целом это сборник драбблов) чудесен и стоил моего времени. Прочитала его за одну ночь дней эдак пять назад и потянула свои ручки к переводам. Сейчас нет ограничений во времени, и я буду переводить со вкусом и удовольствием.
За вычитку и моральную поддержку благодарю yulkir.
Автор: AWU Фэндом: Сапковский Анджей «Ведьмак»,The Witcher Персонажи: Геральт, Йеннифер Рейтинг: PG-13 Жанры: Джен, Драма, Повседневность Размер: Мини Примечания автора: Рассказ написан специально для конкурса "Детство" группы "Миры Анджея Сапковского"
Описание: Диптих посвящен детству двух персонажей - Йеннифер и Геральта.
Ребенок кричал. Кричал так громко, что, наверное, никто на мили вокруг не мог заснуть. Йеннифер была уверена: к утру крики бы затихли. Но на следующую ночь они бы возобновились, потому что младенец кричал каждую ночь: то ли от голода, то ли от болей в животе. Но однажды этот плач прекратился бы, потому что ребенок бы умер. Йенн знала, что они всегда умирают.
Все мальчишки, которыми разрождалась её мать, умирали. К некоторым она успевала привыкнуть, и потому плакала горше, другие же не прожили и нескольких часов. За то, что мать не могла родить сына, отец частенько поколачивал её. Тогда девочка громко плакала и цеплялась за рукав рубахи отца, пытаясь остановить занесенную для удара руку, получала тумаки и сама.
Может отец бы и не так горевал по умершим сыновьям, коли дочь не была бы уродом. Коли не было бы у неё горба, коли красна и румяна была бы личиком, чтобы одна радость была взглянуть да по-отечески ласково обнять, чтобы одна радость была дочери любимой ленту какую на ярмарке купить…
Но все не так было в Йеннифер: вместо прямой стати — пока еще малый горб, вместо красивой и здоровой кожи — кожа шелушащаяся и покрытая каким-то неприятными прыщиками, которые не выведешь ни одним отваром. Может потому, что родилась уродиной, и судьбу получила такую же — искореженную, как она сама.
И мысли эти, так некстати посетившие девчонку, заставили её заплакать, завыть не хуже надрывающегося младенца в колыбели. После того, как злые слезы высохли, Йенн еще поворочалась на кровати, — больше для виду, нежели пытаясь уснуть, — но потом поняла: не заснет. Девочка встала и пошла к колыбели.
Колыбелька была чудная — резная, а на её боках словно цвели полевые цветы. У неё самой не было такой кроватки — отец вырезал эту уже тогда, когда мать понесла во второй раз. Для сыночка старался…
Когда Йеннифер склонилась над братом, тот, на диво, замолчал, посмотрел на неё детским ясным взглядом да разулыбался. Обычно дети пугались её лица, только начинали пуще плакать. А этот, ишь ты, чуть ли не хохочет да смехом заливается!
И вдруг захотелось девчонке, чтобы этот вот брат выжил. До остальных братьев ей дела не было, ибо зимы их появления были холодные да голодные: сгинул младенец, да ладно, одним ртом меньше. Но сейчас пшеница хорошая уродилась, так почему бы именно этому, который ей так ясно улыбается, да и не выжить?..
Он вырос бы, стал сестрицу убогую защищать. Взял бы вострый меч да перерубил бы всех недругов надвое. Был бы у него справный конь да красивый блестящий доспех, и был бы братец не хуже, чем сын какой пани!
Йенн потянула руки к улыбающемуся брату, да и заулыбалась ему в ответ. Больно светлый был братец, что лучик солнца…
— Из-под печки на Войту́ся, — запела девочка, — искорка глядела: сказкой долгой убаюкать Искорка хотела. Как принцесса музыканта полюбила страстно, и король им справил свадьбу... Вот тебе и сказка. [1]
Нравилась братцу песня, ладной она у Йеннифер выходила. Голос у Йенн был красивый, не то что лицо. А уж песни всякие она петь была мастерица. Вот только песнями подняла она на ноги и мать, которая, казалось, до этого и не замечала плача своего сына.
Поступь у её матушки была тяжелой, да и сама она не отличалась легкостью, стала грузной после многих родов, что отъевшаяся гусыня. Мать потеснила девочку у колыбели, взяла на руки младенца да приложила кормиться к груди.
— Чего не спишь? — недовольно спросила она. — Иди уже, еще натворишь тут черных дел, — а голос матери на удивление был злым. Но Йенн давно уже привыкла к тычкам и упрекам. — Думаешь, будто я не знаю, что ты всех меньших в могилу свела?..
А девочка только сделала шаг назад, будто пятилась от колыбели. Ох, и не хуже же меча разили слова матушки! Может и не по злому умыслу сказанные, но из-за вездесущих соседей, которые чего только не нашепчут отчаявшейся матери. Только все равно злые слезы появились. Именно злые — других Йенн проливать не умела...
Йеннифер сбежать решила, захватив одну лишь потрепанную, но все еще теплую шаль, чтобы скрыть горб. Но сбежать решила не в заморские страны, а к себе в сад. Родная-то земля всяко теплее матери приняла бы. Убежала девчонка под раскидистый куст сирени, который уже не одну ночь скрывал её в своей листве.
Убегала Йенн из дома, оставляя позади недовольную ругань пробудившегося отца и плач брата. Ребенок заревел с новой силой, как только сестра покинула дом.
А куст сирени будто и злые слезы Йеннифер утирал, будто и заглушал плач и крики, будто и согревал теплом от солнца полученным. Да что там, каждый раз земля подле куста того казалась мягче перины пуховой!..
И снова горбатая девчонка проснулась утром под сиренью, исцарапанная веточками спасительного куста, который все же не пощадил и без того ороговевшую и обветренную кожу. И снова поковыляла в дом, где не была желанной дочерью.
Только умаявшаяся за день, и потому крепко спавшая под сиренью, Йенн еще не знала, что детский плач прекратился задолго до рассвета.
[1] Это — отрывок из польской колыбельной. Оригинал таков: "Z popielnika na Wojtusia,— Iskiereczka mruga: chodź, opowiem ci bajeczkę bajka bę dzie dł uga. Była sobie raz królewna, pokochała grajka, król wyprawił im wesele i skończona bajka." Крыжовник Крыжовник
— Тащи, тащи, — подбадривал Геральта Весемир, когда они шли по «мучильне» назад в Каэр Морхен.
— Зачем нам нужен крыжовник? — недовольно спросил мальчишка. Ягоды были еще незрелыми и оттого кислыми. Но наставник, похоже, вовсе того не замечал: иногда брал одну-две ягоды и отправлял прямиком в рот, и даже не морщился.
— Ты разве никогда не ел крыжовенное варенье? — спросил Весемир.
Геральт обиженно промолчал, но и сам наставник понял, что сморозил глупость, чего за ним раньше не наблюдалось: варенье — небывалое угощение в крепости ведьмаков. Крыжовенное варенье особенное. Мальчишки и девчонки всех возрастов обдирают кусты до последней ягодки, принося огромные корзины матерям. Потом дети еще вечно путаются у родительниц под ногами, мешая приготовлению, так и норовят тайком съесть ложку-другую.
Да уж, крыжовенное варенье не то, что понял бы ребенок, выросший в Каэр Морхене. Банки варенья всегда стояли в подполе большого деревянного дома, дожидаясь своего часа, когда пришли бы желанные гости и было бы открыто самое сладкое лакомство для детей…
Сам Весемир попробовал варенье, будучи уже заматерелым ведьмаком, — у селян тогда не оказалось и серебрушки, чтобы заплатить за мгляка, который сгубил на болотах не одну бабу пошедшую за клюквой. Пришлось брать едой. И тогда-то ему досталось банки три варенья: две — малинового, и одна — крыжовенного.
Но этим-то ососкам, у которых еще молоко на губах не обсохло, как объяснить, что за вещь этакая — варенье?.. И ведь ни одной бабы-кухарки в крепости не было, никто из этих принесенных ягод ничего путного не сготовил бы, разве что закусь перед мясом…
Варенье. Крыжовенное. Оно стояло в подполах уютных хат, где мать радостно ждала свое дитя. Пожалуй, крыжовенное варенье было не для воспитанников Каэр Морхена.
Все ведьмаки, будущие и нынешние, были детьми-неожиданностями. Нежеланным последствием для шлюхи от наемника, неожиданным ребенком в голодную зиму не от законного мужа… или детьми, которых попросту не должно было быть в принципе. А, может, и были-то они желанными, выстраданными, да только все одно — Предназначение и холодные стены ведьмачьей крепости…
Дети-неожиданности по-другому чувствуют вкус: что горькая полынь, что сладкая малина — все едино. Да и как при такой-то жизни научиться отличать вкус сырого мяса от мяса прожаренного? Было бы хоть чем набить брюхо — и то радость!
Геральт не удержался, потянулся к корзине и взял несколько крупных сочных ягод, которые, казалось, вот-вот лопнут от сока. Раскусил одну — и выплюнул. Весемир наградил его несильным подзатыльником, чтобы знал, как выплевывать запасы.
— Кислые, — пожаловался мальчишка, нисколько не смутившись от несильной оплеухи.
— Надо было бы, конечно, позже собирать, — сказал наставник, будто знал толк в сборе урожая. — Однако ж я не думаю, что в ближайшее время мы сможем принимать в Каэр Морхене гостей и пополнять запасы…
— Почему? — спросил Геральт, как будто бы и вовсе не заинтересованный. Но Весемир-то знал, что его учеником завладел сейчас тот мальчишеский интерес, который не выбила из него еще жизнь.
— Все ученики достаточно окрепли, чтобы мы могли провести Испытание Травами. Поэтому ближайший месяц все наше внимание будет сосредоточено на вас, — пояснил ведьмак.
Мальчишка чуть не споткнулся от таких слов, и из корзины выпала пара ягод, которые Геральт же и раздавил, неловко пройдя вперед пару шагов. Весемир же неожиданно остановился, вскинул голову к ярко святящему солнцу, которое редко обращало свой взор на крепость. И долго ведьмак стоял и смотрел на небесное светило, да щурился. Потом перевел свой взгляд на воспитанника, который терпеливо ждал наставника. Ведьмаку подумалось, что живи мальчишка сейчас в деревне, то тащил бы уже на своем горбу жену и двух, а то и трех орущих младенцев, обзавелся бы бородой и парой шрамов, полученных в кабаке по пьяни… а так — мальчишка мальчишкой.
— Если выживешь — может и попробуешь это проклятущее варенье, — сказал Весемир. — Оно даже если из ягод кислых сделано, все равно сладостью отдает… —мечтательно сказал ведьмак. — Чего стоишь как вкопанный? Тащи корзину в крепость!
И Геральт припустил в крепость и даже умудрился не рассыпать ягоды. Ведьмак мог поклясться, что воспитанник никогда так быстро не преодолевал такое расстояние «мучильни» за столь короткий срок!..
… Когда новоиспеченный ведьмак очнулся после Испытания Травами, рядом с ним сидел наставник, который по-отечески добро улыбался. А в руках у него была плошка, доверху заполненная пресловутым крыжовником.
Геральту хотелось просипеть что-то вроде: «Воды!» или выругаться еще как-то поизощреннее, потому что собственное тело почти не слушалось его. Коли бы знал, что его ждало — сбежал бы из этой крепости еще как только научился ходить.
Весемир сказал, что всем, кто прошел испытание, смачивали губы молоком, чтобы те окончательно не потеряли силы во время спасительного забытья. И сейчас их организм вряд ли бы принял что-то гуще каши.
Но пока каша на всех варилась, юный ведьмак вполне мог подкрепиться ягодами.
Геральт раскусил крыжовник, и кислая мякоть заставила его поморщиться. Но в тот момент мальчишка готов был поклясться: ничего слаще этой ягоды нельзя было сыскать на всем белом свете.
Меня не было три дня, а ощущение, что три года. Собственно говоря, я попала сразу на четыре контрольных #победительпожизни.
За день произошло аж два события, которые выели меня из себя. Первый - возмущение со стороны одноклассника. Он и раньше у меня особенно уважения не вызывал, но сегодня... это смех сквозь слезы. Получилось так, что в разговоре я случайно оговорилась и сказала о себе в мужском роде, привычка эта следует за мной лет с двенадцати (тогда я не говорила о себе никак кроме мужского рода), а сейчас проскакивает лишь изредка, но не у меня одной, в принципе за многими девочками-подростками это прослеживается. Но для нас гендерное деление никогда не было особо важным, и мы часто забивали на оговорки. У асуждающего товарища вырвалось, что: "Это же ужасно, когда девушка говорит о себе в мужском роде!" На что я ответила, что я принимаю его мнение к собственному вниманию, но если я захочу, я буду говорить о себе в каком захочу роде, а ему, между прочим, вовсе не обязательно меня слушать и можно просто со мной не общаться. Из асуждающего продолжали вырываться тонны неудовольствия, и он, для усиления эффекта и драмы, почти повторил свою реплику: "Но это же отвратительно!" Желание послать его в пешее эротическое турне было сильно! Но я меланхолично ответила, что он должен предъявить мне свою пятерку по русскому в триместре (а не ту не аттестацию, что у него маячит второй семестр!), и потом указывать мне в каком роде о себе говорить. (Я же не одевать и надевать перепутала, в самом деле, вот тут уж смертный грех). У парниши еще не вырос дефис до размеров тире, чтобы со мной спорить/указывать мне/асуждать.
Второй инцидент связан с одноклассницей. Она-таки заявила, что сообщила некоему сударю, своему знакомому, о том, что есть у неё есть одноклассница (то есть я), которая слушает рок, геймерша, любит marvel, и вообще он бы стал с ней идеальной парой. В пешее эротическое турне всех, всех, черт возьми. Я с максимальным спокойствием начала объяснять, что я слушаю не просто рок, а панк-рок и фолк-рок, плюс еще кучу жанров: рэп (даже русский рэп - чудесную группу Каста, и в последнее время мне очень заходит Oxxxymiron), классику, просто фолк и т.д. и только роком я никогда не ограничивалась, гейминг лишь одно из моих многих хобби, marvel мне нравится, но я не фанатка и во многом не въезжаю в дела фандома. Закончив исповедь, я вернулась назад к своим делам. Меня бы это не так раздражало, если бы знакомые (ладно бы подруги, но не очень хорошо знакомые приятели) уже который раз пытаются меня за кого-то "просватать"( и это отвратительное со стороны мамы и бабушки: "Ну как, нравится кто-нибудь в классе?"). Носить что ли футболку: "Не заинтересована в платонических отношениях. Идите нахрен". В том смысле, что меня ну никак почти не колышет вся эта платоническая муть (будем откровенны - сильная эмоциональная привязанность к одному из моих одноклассников на любовь не тянула, но вот на болезнь - вполне), а для моих одноклассников это стало чем-то важным. Они наверняка уже хотят встречаться с парнями/девушками, заводить серьезные отношение, а меня интересуют две вещи: игрулечки и как бы сдать экзамены в ВУЗ попрестижнее - получить хорошую работу - обеспечить родителей etc. А любовь и отношения (романтические) задвинуты на такой задний план, что наверное вытащу их наружу годам к тридцати, когда папа с мамой будут отдыхать на купленной мной даче.
Самолично взяла на себя ответственность ухаживать за цветами в классе. Просто какие-то сволочи постоянно обламывают им листочки и мне так их жалко. Я их поливаю и ухаживаю и мне очень хочется, чтобы они зацвели. Такой же любви к своим домашним растениям я почему-то не испытываю.
Сегодня занимались алгеброй под Чайковского. Я уже говорила, как безумно люблю Н.Н?
о такой любви, ma vhenan, не слагают песни. менестрелям совсем иной подавай итог. разве будут верить потом в легенды, где по смертной эльфийке тоскует Ужасный Волк?
Я никогда не находила для себя в фандоме персонажа, за которого готова вцепиться в глотку. Нашла вот. С трудом удерживаюсь от банального кидания гифками для важных переговоров и перехода на личности. Анора Мак Тир. Котик всей жизни моей, королева моего сердца и просто восхитительная женщина.
Оговоримся сразу: мне очень нравится Алистер. Я люблю его как Стража, как друга, как любовный интерес, как короля. Алистер чудесен и замечателен, и во многих моих прохождения, канонном в том числе, он становится королем и единоличным правителем. Но больше чем Алистер в качестве правителя мне импонирует альянс Аноры и Ала. О первой стоит поговорить отдельно, поскольку в качестве единоличной правительницы её выбирают... редко. Если в англофандоме я еще нахожу единомышленников десятками, если не сотнями, то в руфандоме я могу поговорить о душе моей лишь с единицами. Я не говорю, что кто-то должен разделять мое мнение, но меня немного обижают закрепившееся за Анорой ярлыки "суки" и "стервы" (увы, ни в англофандоме, ни в ру, такими словами в её адрес не брезгуют).
Первый аргумент, который приводится как доказательство невозможности занятия Анорой престола, это: "Анора бесплодна". Черт возьми, нет. Слухи - и не более. Для опровержения берем лишь один факт: у Кайлана были любовницы. Из этого приводим два факта: Кайлан явно не старался зачать наследничка, больше гуляя по другим женщинам. Второй факт: при наличии любовниц мы не знаем ни об одном его бастарде (при плодовитости его папочки!). Кто-то скажет: "В Инквизиции у Аноры по-прежнему нет наследника, ни с Алистером, ни когда она правит одна или с Кусландом!". Сюрприз-сюрприз! У Алистера их тоже нет. Ни когда он правит один, ни с Кусланд-королевой. (Хэдканоны - наше все!) Так что Анора может быть бесплодна так же как и Алистер. А может просто гены не совместимы у людей, ну что поделаешь?
Второй аргумент: "'Эта стерва предала меня!". Тут мне хочется показать человеку вот это. И сделать выражение лица "Bitch, please". Посмотрела бы я на тебя, голубчик, если бы ты в её ситуацию попал, ты бы еще не так крутился. Я не могу оправдать момент, когда она лжет и Стражей забирают в форт Драккон. Но вполне могу оправдать, когда она лжет на Собрании Земель. В том смысле что... чувак, ты сказал, что её отца казнят, а у неё заберут корону? Я, как любящая дочь, за своего родителя на куски порву, посему вполне понимаю чувства Аноры и желание спасти отца. Она тебя ради блага Ферелдена и задушит, и на ленточки порежет, а если понадобится - и выйдет за тебя замуж.
Очень часто в комментариях к своим фанфикам про Анору я встречаю что-то вроде: "Вы показали Анору с другой стороны". Нет, я не показала её с другой стороны, я просто заставила вас посмотреть на неё так, как вы смотреть отказывались, эта сторона всегда была перед вашими глазами. Мак Тир - сильный и выдающийся персонаж в линейке Dragon Age (учитывая то, что она не несется с щитом и мечом сломя голову, грудью на амбразуру), она - хитрая и изворотливая, умная, даже мудрая, она правила страной более пяти лет, пока её принц в золотых доспехах развлекался по постелям банн и эрлесс и мечтал о подвигах. Она - не менее достойный правитель, и мне очень не нравится, когда её задвигают на второй план или того хуже - поливают грязью. (Я не говорю, что прописывать Анору как отрицательного персонажа - это плохо, потому что это хорошо. Анора потому и живая, что в ней много и плохих, и хороших качеств. Потому что дарковая, жестокая, беспринципная Анора очень прекрасна)
За сим все.
@музыка:
Florence And The Machine – Heavy In Your Arms
То восхитительное чувство, когда, переписываемся с Донни и:
Анна: Чувак, не приду я завтра :с Марианна: Ну ладно, я все равно завтра не собирался идти. Анна: Норм так Марианна: Ну да. Анна: Может в BF по мульти погоняем? Марианна: Куда? Ааа Я дошёл. Посмотрим. Лол Нет, не дошёл. Анна: Это восхитительное чувство "болезни" Марианна: Да, согласен.
Завтра весь день проведем в безделье и задротстве. Люблю Марианночку. Жаль, что мы еще в одной комнате "болеть" не можем. Устроила тут себе внеплановые выходные. Читаю книжечки на английском, задрочу во вторую дашечку и смотрю ИП. И да - никакой писанины две недели, кроме Фракционных текстов, которые обещала донести. Меня уже ломает. почему-то. Но я обещала себе не писать. Не писаааать. А то уже кажется, что "исписалась", увы.
Вереска волны печально молчали. И в ожидании скорой зимы, в звездной ладье небо тихо качали.
Мор предъявляет свои права на Ферелден как раз в пору цветения вереска. Тот цветет пышным цветом, заполняя воздух медовым ароматом, так что людям и не верится, что скоро их земля скроется под пеплом сожженных домов и под телами павших.
Сурана выходит из-за стенок башни, дабы исполнить долг перед Серыми Стражами, и первое что она видит — это вереск. Вереск цветет везде, словно какой-нибудь сорняк. Ей довелось увидеть его цветение лишь однажды, это было в последний её год на свободе, пока она не оказалась в холодных объятиях стен Круга на озере Каленхад.
Лелиана часто говорит, что вереск напоминает ей милость Андрасте. Сурана думает о том, что у этого цветка нет ничего общего с вереском. Милость Андрасте — капризный маленький цветочек, источающий чересчур приторный аромат. Вереск же цветет даже когда землю застилают сугробы, и запах его пьянит, но никогда не раздражает.
Встретить Зеврана Аранная ей случается почти под конец поры цветения вереска. Мягкость ли характера, наивность ли души подсказывают ей тогда оставить убийцу в живых, но дальше Зевран продолжает путь вместе с ней.
Первый поцелуй их получается неловким, скорее из-за неопытности Стража, нежели из-за искушенного в делах любовных антиванца. Вересковый мед, кружит им головы и во хмелю они целуются. Зевран вовсе не надеется, что поцелуй их получит продолжение, слишком уж он не привык рассчитывать на большее, но рядом со Стражем он ощущает тот покой, что не чувствовал уже давно. И словно вереск шумит над ним. Над ними. В том шуме Араннай слышит обещания о светлом будущем, которое так и не наступит.
На рынке в Денериме Зевран находит украшение, которое не может не достаться Суране. Это обычная золотая пластинка на цепочке с выгравированным «Callúna vulgáris», что на тевинтерском означает «Вереск обыкновенный». Страж носит украшение как браслет, дважды обмотав цепочку вокруг запястья. Она не снимает его, бережно храня, как вечную память о Зевране, словно боится, что однажды им придется расстаться.
Сурана умирает в девятнадцать лет, сразя Архидемона Пятого Мора — Уртемиэля. Она угасает на руках у своего возлюбленного антиванского ворона, так и не дожив до нового цветения вереска.
Зевран возвращается в Антиву как раз тогда, когда вновь цветет вереск.