Фэндом: Mass Effect
Персонажи: ОЖП(кварианка)/ОМП(дрелл)
Рейтинг: G
Жанры: Гет, Драма, AU
Предупреждения: автор-идиот
Комментарий автора: хранится будет здесь на дайрях и только в личном дневнике, на фикбук с эти даже не сунусь - заклюют небось. Потому что, Кила, что же ж прийдет в голову. Просто я в последнее время очень часто натыкаюсь на странную помесь детеныша-гибрида турианца и человека. И эта идея мне очень сильно засела у меня в подсознании. В принципе, учитывая синтез, да и не учитывая его, наверняка пережитая Жатва стала новым витком в галактике. И в моем сознание ребенок представителей двух рас вполне может существовать. Но исключительно, что как мутант, существо, ранее неизвестное, тот, кого никогда не примет общество, кто навсегда останется лишь объектом исследований.
Строки-вступления и завершение, это строки из фанатского перевода колыбельной Хатидже Султан, из телесериала "Великолепный Век". Цитата и идея с кольцом принадлежит Соломону. Все права на дрелла принадлежат не мне.
Аннотация: Когда-нибудь, побывав в пустынях разрушенной Тучанки и пройдя их всех, когда увидев рассвет на далекой планете Земля, сердце сладостно замрет от восхищения, когда на Раннохе ты увидишь смеющихся детей... Тогда боль утихнет, и все забудется. Все проходит. И это тоже пройдет.
•••
“Я все леса пройти не смогла
Детку свою отыскать не смогла,
От всех бед уберечь не сумела.”
Вид из окна был чудесен. Кварианка умиротворённо наблюдала за пейзажем, который не менялся день ото дня. На горы, залитые солнечным светом, на золотой песок, в не благодатной почве которого редко прорастали вялые растения. Как же её Раннох был похож на пустыню! На бескрайнюю и немилосердную пустыню, что так любил её дрелл. Безумно странно было ощущать такое спокойствие на душе, глядя на бескрайние просторы за окном, а оборачиваясь назад, бросая взгляд на комнату, чувствовать жгучую обиду и злость. И вот уже рука тянется стереть с щеки те капли жидкости, что люди зовут слезами.
И вот уже слышится механический голос её джаггернаута: “Создатель Раель…”. Она слышит механический голос гета словно через толщу воды и оттого вслушиваться во фразы, что он произносил, было ещё сложнее. Да и мысли никак не хотели укладываться в её голове, сама кварианка разумом была далеко от всего происходящего.
“Не бывает историй со счастливым концом. Не у тех историй, что начались во время войны. Один из влюблённых всегда умирает. Или вы оказываетесь по разные стороны баррикад. Не бывает историй со счастливым концом. Между представителями двух рас, даже представить которых вдвоем смешно. Не бывает историй со счастливым концом. Такие истории начинают во время войны и заканчиваются, когда заканчивается война”, - почему эти слова пьяной асари не показались ей пророческими? Не бывает историй со счастливым концом…
Ноги немного подкашиваются, ходить без костюма по-прежнему очень тяжело и непривычно. Но она привыкнет, привыкнет жить без костюма и когда-нибудь привыкнет не заходить в эту комнату. Когда-нибудь, но только не сегодня… Джаггернаут услужливо подставляет механизированную конечность, чтобы Корна не упала.
- Я сама, - лишь слышится в ответ. Сжав бесцветные губы в полоску, она упрямо опирается на подоконник, лишь бы не принимать чужой помощи.
Как счастливы они были, когда узнали. Через месяц после одного из земных праздников, что назывался Рождеством, у одного саларианского доктора она узнала причину своих недомоганий. Срок плода был приличный, уже начали полноценно развиваться конечности.
Они все называли это чудом. И действительно это было чудом. Хотя, после победы над жнецами, все жители Галактики готовы были поверить и не в такое. У неё в животе жило нечто или некто. Кто-то у кого мама – кварианка, а папа – дрелл.
Чудо. Чудо. Чудо. Они все твердили об этом «чуде». Не бывает чудес. Не-бы-ва-ет. Они есть только в человеческих сказках, которые рассказывал Крис. Чуду нет места в разуме практичной кварианки. Да и не было его, этого чуда.
Все эти ученые. Они говорили, что шансы пятьдесят на пятьдесят. Они-все-бош’тет-так-говорили. Либо дрелл, либо кварианец. У неё в животе рослое чудо. Чудо, которого не существует. Чудо, которое не случилось.
Корна отворачивается от окна, мимоходом бросив взгляд на неокрашенную стену. Здесь столкнулись валики. Крис хотел покрасить комнату в небесно-голубой цвет, она же в лиловый. Те неудачные кляксы, образующие непонятный цвет – место, где они наконец-то пришли к соглашению, решив, что будут красить комнату в золотисто-жёлтый.
Это было так необыкновенно странно – красить комнату для кого-то, кто живёт у неё в животе. Иногда она не дотягивалась до вершины стены, и Крис приносил табуретку. Забирал её валик, краску и красил сам.
Кварианка злилась и словно обиженный ребёнок стояла на полу, который ещё не успели покрыть паркетом, ожидая, когда же коварный дрелл докрасит эту часть стены и вернет ей валик.
Остатки краски Крис решил потратить самым гениальным способом. Он решил украсить живот. Испачкав пальцы в краске, на «чудо» наносились смешные узоры и рисунки. Вокруг центра этого выпирающего нечто он нарисовал солнышко.
Человеческий свитер – тёплый. Почему ей так холодно? Ещё одна из этих странных человеческих вещей, одежда, к которой она почти привыкла. Почти. Один рукав спадает, обнажая плечо. И Корне уже и не вспомнится, что это, задумка дизайнера или же это она так исхудала. Скорее, последнее. Но она надеялась, что всё же не так и списывала всё на задумку неизвестного дизайнера с этой бош’тет-планеты-Земля.
Идти, неприятно карябая своей ногой гладкий пол, было тяжело, постоянно хотелось упасть. Лучше бы ей вернуться в костюм, в котором всегда чувствуешь себя защищено. Даже под лучом Предвестника. Но ей надо было учиться жить вне этого костюма, вне такой уютной скорлупы, в которой она могла скрыться в любую непогоду. Но идти стало почти жизненной необходимостью. Идти, иначе упадешь и уже не встанешь.
Снова доносятся глухие слова джаггернаута: “Создатель Раель”. И проносится странная, неуместная сейчас мысль, как тогда, в городе на Земле: “Ты опять забыл. Я не твой создатель. Я просто тебя включила”.
Боль. Она неотступно следовала за её народом. Боль стала частью жизни кварианцев. Невозможно избавиться от неё, когда твой иммунитет слаб настолько, что ты живёшь в скафандре. Ты можешь лишь надеяться, что боль, когда-нибудь из всепоглощающей превратится в тупую и ноющую, где-то в глубине тебя, уже не мешая жить.
Ничто не сравнится с болью, когда ты даруешь кому-то жизнь. Кому-то маленькому, кто несколько месяцев жил внутри тебя. Порой, кварианке казалось, что её народ столь немногочислен не из-за нулевого прироста населения, а из-за того, что больше ни одна женщина её расы после этого не согласилась бы соединить с кем-либо костюм.
Он появился в день, когда на самой яркой звезде в Млечном пути были вспышки и населению Планеты Земля рекомендовали остаться дома. Когда на Раннохе было странно прохладно, вместо привычной знойной теплоты пустыни, которой считала свою планету Корна.
Он был маленький, сморщенный, его тело покрывали мелкие чешуйки, на руках было три длинных аккуратных пальчика, как у кварианца, а стопа был сформирована совсем, как у дрелла. Маленькие полоски на шее, словно жабр, которые были у его предков, словно чуть-чуть вздымали, когда он дышал. А глаза были белесыми, даже без видимого тёмного зрачка, как у его отца. На голове был лёгкий пушок.
Он родился со слабым иммунитетом, как у народа его матери. Но с сильным характером и волей жить, как у его отца.
Шансы-пятьдесят-на-пятьдесят. Кварианец или дрелл. Они все обманули. Все. Не бывает историй со счастливым концом. Не-бы-ва-ет. Не случилось того чуда, о котором все твердили. Но ей не нужно было никакого чуда. Ей вполне хватало этого маленького сморщенно малыша, который мирно сопел у неё на руках.
Длинные и совсем неудобные пальцы, аккуратно заправляют одеяльце в детской постели. Ей кажется удивительным, как же люди справляются с этим. Совершенно неудобная модель детской колыбели, но когда-то ей казалось, что она привыкнет. Дом, подходящий скорее для человеческой пары, чем для дрелла и кварианки, был странно обставлен. Но культура людей казалось такой забавной ей. А её дрелл так любил культуру странной планеты Земля.
Плюшевый волус смешно пищал, когда его сжимаешь. Игрушка так и осталась в кроватке, никому ненужная и бесполезная. Выбросить её – рука не поднялась…
Слова очередной сказки звучали несколько приглушенно. Возможно, что у Криса просто сел голос, за часы чтения, а возможно она сама погружалась в желанный сон.
- ‘Родила царица в ночь не то сына, не то дочь…” – хриплый и размеренный голос слышался в палате. Ей всегда нравились сказки, которые он рассказывал или читал. Они всегда были удивительными, чарующими, просто замечательными. Когда она слышала его голос, всегда становилось легче, теплее.
- Ему нравятся твои истории. И твой голос, - прошептала кварианка. – Он улыбается, когда слышит тебя. Даже пока спит.
- То есть он спит, а я читаю? – усмехнулся он. – Мне кажется, это здорово, думаю, ему и твой голос нравится.
- Когда он слышит меня, он быстрее засыпается. Правда всегда… хмурится, - порой понять выражение лица новорождённого было труднее, чем казалось со стороны. Продолжая качать малыша на руках, кварианка шепотом спросила: - Что насчёт имени?
Дрелл немного растерялся:
- Прости что?
- Ему уже месяц, а мы до сих пор называем его «он»,- пояснила Корна. – Я думала имя “Тейн” подойдет замечательно. В честь того, кто помог капитану Шепарду во время Жатвы. А ты как думаешь?
- Мне нравится. Можем ещё назвать в честь твоего отца. Может ему понравится.
- Думаешь, ему понравится? Да ты просто пытаешься к нему подлизаться. Вы до сих пор не ладите,- кварианка засмеялась.
- Ну, ты же не думала, что мы по пятницами ездим на рыбалку на озеро и тайно обмениваемся любимыми выпусками Форнакса? – дрелл закрывает книгу сказок.
- Когда ты заберёшь нас домой?
- Когда позволят врачи.
И таков был каждый его ответ.
Комната словно не отпускала, представая в глазах Корны эдаким монстром с щупальцами. И эти уродливые, шипастые и ядовитые щупальца, комната протягивала к ней, не желая отпускать ту, кто когда-то носила жителя этой детской.
И снова эта машина заводит старую пластинку: “Создатель Раель…”
“Слушай. На этот раз слушай до конца. Ты должна услышать”, - пронеслось в голове. Но ничего нового она не услышала. Крис не вернётся сегодня домой. Его не было уже три дня и не придет сегодня. Ничего удивительного. Но она всё равно попросит джаггернаута накрыть стол на двоих.
- Он мой сын! Не объект для исследований! – отчаянно кричит кварианка, колотя раскрытой ладонью с тремя пальцами, о стекло.
- Женщины. Всегда слишком нервные, - быстро тараторит саларианец-ученый. – Насколько я знаю, помещение в защитный объект является примитивной мерой безопасности для детей вашего народа. Обычная процедура. Ничего особенного.
- Он не кварианец! – выпалила Корна. – Вы делаете ему больно! Кила, ему же больно! Пустите меня!..
Они забрали его из палаты ночью, когда кварианка позволила себе несколько часов сна, столь необходимого слабому организму. Теперь ученые помещали его в подобие шара, как обычно делают с новорожденными. Они говорили, что это ему на пользу. Все врачи сказали, что мальчику стало хуже, и это была вынужденная мера…
Но Корна-то знала, что они все врут. Он не такой. Чёртов шар-который-оградит-от-болезней ему не поможет. Они только делают ему больнее. И ребенок надрывается, когда кричит и плачет и вместе с тем сердце матери разрывается на части. Они ничем не помогут. Никто не поможет.
- Пустите! Дайте мне забрать его! – кричит кварианка, когда двое других представителей её расы, которые тоже наблюдали за «чудо-ребенком», пытаются оттащить её от входа в стеклянной комнаты, где держат её сына. – Ему же больно. Кила, он же плачет… Вы же ничего не понимаете! Пустите! Пустите меня к нему! – отчаянно кричала, срывая голос, Корна. И вот уже крик превращается в полушепот, силы покидают тело и нет больше сил сопротивляться.
Ученые и врачи знают лучше. Они так думают. Но, ничем не помогут. Никто не знает, что делать с чудо-ребёнком. Они лишь исследуют его, делая выводы, записывая какие-то исследования… и готовятся к появлению таких же. Странных детей-мутантов, которых еще не видела едва оправившаяся после Жатвы Галактика.
Все они говорили, что забрали его потому, что у него начался жар и ребенок начал сильнее кричать. И тогда лишь отчаянная мысль билась в голове кварианки: “Почему отец позволил забрать своего ребенка?”.
Врачи сказали, что после помещения в защитный шар ему стало лишь хуже. Все данные были стёрты, никакие исследования не афишировались, все ученые подписали контракты о неразглашении. Как будто бы Корна и не была беременна, как будто бы и не было месяцев волнений и подготовки к появлению кого-то чудесного и похожего на неё или Криса. Ничего-не-было.
Они даже не успели дать ему имя. От него осталась лишь безымянная маленькая могилка, на которой так заботливо были высажены странные земные цветы.
Сжимая двумя пальцами кольцо, что висело на цепочке, Корна со странной тоской вспоминала легенду, о которой ей рассказывал её дрелл, который так любил земные обычаи. И кольцо, отчасти напоминавшее кольцо одного земного Царя.
Закрывая за собой дверь в комнату, в которой никто и никогда не поселиться, кварианка печально улыбалась, блуждающим взглядом окинув лестницу, по которой придется спуститься. Когда-нибудь, этот дом будет наполнен смехом детей, не родных, но не менее любимых. Когда-нибудь, они смогут забыть то, через что прошли. Войну, потерю первенца, постоянные отлучки Криса.
И как бы больно не было сейчас, Корна вновь возвращает свой взгляд на надпись, выгравированную на кольце.
“Все проходит," - кварианка поворачивает кольцо, - “И это пройдет”.
Детку свою отыскать не смогла,
От всех бед уберечь не сумела.”
Вид из окна был чудесен. Кварианка умиротворённо наблюдала за пейзажем, который не менялся день ото дня. На горы, залитые солнечным светом, на золотой песок, в не благодатной почве которого редко прорастали вялые растения. Как же её Раннох был похож на пустыню! На бескрайнюю и немилосердную пустыню, что так любил её дрелл. Безумно странно было ощущать такое спокойствие на душе, глядя на бескрайние просторы за окном, а оборачиваясь назад, бросая взгляд на комнату, чувствовать жгучую обиду и злость. И вот уже рука тянется стереть с щеки те капли жидкости, что люди зовут слезами.
И вот уже слышится механический голос её джаггернаута: “Создатель Раель…”. Она слышит механический голос гета словно через толщу воды и оттого вслушиваться во фразы, что он произносил, было ещё сложнее. Да и мысли никак не хотели укладываться в её голове, сама кварианка разумом была далеко от всего происходящего.
“Не бывает историй со счастливым концом. Не у тех историй, что начались во время войны. Один из влюблённых всегда умирает. Или вы оказываетесь по разные стороны баррикад. Не бывает историй со счастливым концом. Между представителями двух рас, даже представить которых вдвоем смешно. Не бывает историй со счастливым концом. Такие истории начинают во время войны и заканчиваются, когда заканчивается война”, - почему эти слова пьяной асари не показались ей пророческими? Не бывает историй со счастливым концом…
Ноги немного подкашиваются, ходить без костюма по-прежнему очень тяжело и непривычно. Но она привыкнет, привыкнет жить без костюма и когда-нибудь привыкнет не заходить в эту комнату. Когда-нибудь, но только не сегодня… Джаггернаут услужливо подставляет механизированную конечность, чтобы Корна не упала.
- Я сама, - лишь слышится в ответ. Сжав бесцветные губы в полоску, она упрямо опирается на подоконник, лишь бы не принимать чужой помощи.
•••
Как счастливы они были, когда узнали. Через месяц после одного из земных праздников, что назывался Рождеством, у одного саларианского доктора она узнала причину своих недомоганий. Срок плода был приличный, уже начали полноценно развиваться конечности.
Они все называли это чудом. И действительно это было чудом. Хотя, после победы над жнецами, все жители Галактики готовы были поверить и не в такое. У неё в животе жило нечто или некто. Кто-то у кого мама – кварианка, а папа – дрелл.
Чудо. Чудо. Чудо. Они все твердили об этом «чуде». Не бывает чудес. Не-бы-ва-ет. Они есть только в человеческих сказках, которые рассказывал Крис. Чуду нет места в разуме практичной кварианки. Да и не было его, этого чуда.
Все эти ученые. Они говорили, что шансы пятьдесят на пятьдесят. Они-все-бош’тет-так-говорили. Либо дрелл, либо кварианец. У неё в животе рослое чудо. Чудо, которого не существует. Чудо, которое не случилось.
•••
Корна отворачивается от окна, мимоходом бросив взгляд на неокрашенную стену. Здесь столкнулись валики. Крис хотел покрасить комнату в небесно-голубой цвет, она же в лиловый. Те неудачные кляксы, образующие непонятный цвет – место, где они наконец-то пришли к соглашению, решив, что будут красить комнату в золотисто-жёлтый.
Это было так необыкновенно странно – красить комнату для кого-то, кто живёт у неё в животе. Иногда она не дотягивалась до вершины стены, и Крис приносил табуретку. Забирал её валик, краску и красил сам.
Кварианка злилась и словно обиженный ребёнок стояла на полу, который ещё не успели покрыть паркетом, ожидая, когда же коварный дрелл докрасит эту часть стены и вернет ей валик.
Остатки краски Крис решил потратить самым гениальным способом. Он решил украсить живот. Испачкав пальцы в краске, на «чудо» наносились смешные узоры и рисунки. Вокруг центра этого выпирающего нечто он нарисовал солнышко.
•••
Человеческий свитер – тёплый. Почему ей так холодно? Ещё одна из этих странных человеческих вещей, одежда, к которой она почти привыкла. Почти. Один рукав спадает, обнажая плечо. И Корне уже и не вспомнится, что это, задумка дизайнера или же это она так исхудала. Скорее, последнее. Но она надеялась, что всё же не так и списывала всё на задумку неизвестного дизайнера с этой бош’тет-планеты-Земля.
Идти, неприятно карябая своей ногой гладкий пол, было тяжело, постоянно хотелось упасть. Лучше бы ей вернуться в костюм, в котором всегда чувствуешь себя защищено. Даже под лучом Предвестника. Но ей надо было учиться жить вне этого костюма, вне такой уютной скорлупы, в которой она могла скрыться в любую непогоду. Но идти стало почти жизненной необходимостью. Идти, иначе упадешь и уже не встанешь.
Снова доносятся глухие слова джаггернаута: “Создатель Раель”. И проносится странная, неуместная сейчас мысль, как тогда, в городе на Земле: “Ты опять забыл. Я не твой создатель. Я просто тебя включила”.
•••
Боль. Она неотступно следовала за её народом. Боль стала частью жизни кварианцев. Невозможно избавиться от неё, когда твой иммунитет слаб настолько, что ты живёшь в скафандре. Ты можешь лишь надеяться, что боль, когда-нибудь из всепоглощающей превратится в тупую и ноющую, где-то в глубине тебя, уже не мешая жить.
Ничто не сравнится с болью, когда ты даруешь кому-то жизнь. Кому-то маленькому, кто несколько месяцев жил внутри тебя. Порой, кварианке казалось, что её народ столь немногочислен не из-за нулевого прироста населения, а из-за того, что больше ни одна женщина её расы после этого не согласилась бы соединить с кем-либо костюм.
Он появился в день, когда на самой яркой звезде в Млечном пути были вспышки и населению Планеты Земля рекомендовали остаться дома. Когда на Раннохе было странно прохладно, вместо привычной знойной теплоты пустыни, которой считала свою планету Корна.
Он был маленький, сморщенный, его тело покрывали мелкие чешуйки, на руках было три длинных аккуратных пальчика, как у кварианца, а стопа был сформирована совсем, как у дрелла. Маленькие полоски на шее, словно жабр, которые были у его предков, словно чуть-чуть вздымали, когда он дышал. А глаза были белесыми, даже без видимого тёмного зрачка, как у его отца. На голове был лёгкий пушок.
Он родился со слабым иммунитетом, как у народа его матери. Но с сильным характером и волей жить, как у его отца.
Шансы-пятьдесят-на-пятьдесят. Кварианец или дрелл. Они все обманули. Все. Не бывает историй со счастливым концом. Не-бы-ва-ет. Не случилось того чуда, о котором все твердили. Но ей не нужно было никакого чуда. Ей вполне хватало этого маленького сморщенно малыша, который мирно сопел у неё на руках.
•••
Длинные и совсем неудобные пальцы, аккуратно заправляют одеяльце в детской постели. Ей кажется удивительным, как же люди справляются с этим. Совершенно неудобная модель детской колыбели, но когда-то ей казалось, что она привыкнет. Дом, подходящий скорее для человеческой пары, чем для дрелла и кварианки, был странно обставлен. Но культура людей казалось такой забавной ей. А её дрелл так любил культуру странной планеты Земля.
Плюшевый волус смешно пищал, когда его сжимаешь. Игрушка так и осталась в кроватке, никому ненужная и бесполезная. Выбросить её – рука не поднялась…
•••
Слова очередной сказки звучали несколько приглушенно. Возможно, что у Криса просто сел голос, за часы чтения, а возможно она сама погружалась в желанный сон.
- ‘Родила царица в ночь не то сына, не то дочь…” – хриплый и размеренный голос слышался в палате. Ей всегда нравились сказки, которые он рассказывал или читал. Они всегда были удивительными, чарующими, просто замечательными. Когда она слышала его голос, всегда становилось легче, теплее.
- Ему нравятся твои истории. И твой голос, - прошептала кварианка. – Он улыбается, когда слышит тебя. Даже пока спит.
- То есть он спит, а я читаю? – усмехнулся он. – Мне кажется, это здорово, думаю, ему и твой голос нравится.
- Когда он слышит меня, он быстрее засыпается. Правда всегда… хмурится, - порой понять выражение лица новорождённого было труднее, чем казалось со стороны. Продолжая качать малыша на руках, кварианка шепотом спросила: - Что насчёт имени?
Дрелл немного растерялся:
- Прости что?
- Ему уже месяц, а мы до сих пор называем его «он»,- пояснила Корна. – Я думала имя “Тейн” подойдет замечательно. В честь того, кто помог капитану Шепарду во время Жатвы. А ты как думаешь?
- Мне нравится. Можем ещё назвать в честь твоего отца. Может ему понравится.
- Думаешь, ему понравится? Да ты просто пытаешься к нему подлизаться. Вы до сих пор не ладите,- кварианка засмеялась.
- Ну, ты же не думала, что мы по пятницами ездим на рыбалку на озеро и тайно обмениваемся любимыми выпусками Форнакса? – дрелл закрывает книгу сказок.
- Когда ты заберёшь нас домой?
- Когда позволят врачи.
И таков был каждый его ответ.
•••
Комната словно не отпускала, представая в глазах Корны эдаким монстром с щупальцами. И эти уродливые, шипастые и ядовитые щупальца, комната протягивала к ней, не желая отпускать ту, кто когда-то носила жителя этой детской.
И снова эта машина заводит старую пластинку: “Создатель Раель…”
“Слушай. На этот раз слушай до конца. Ты должна услышать”, - пронеслось в голове. Но ничего нового она не услышала. Крис не вернётся сегодня домой. Его не было уже три дня и не придет сегодня. Ничего удивительного. Но она всё равно попросит джаггернаута накрыть стол на двоих.
•••
- Он мой сын! Не объект для исследований! – отчаянно кричит кварианка, колотя раскрытой ладонью с тремя пальцами, о стекло.
- Женщины. Всегда слишком нервные, - быстро тараторит саларианец-ученый. – Насколько я знаю, помещение в защитный объект является примитивной мерой безопасности для детей вашего народа. Обычная процедура. Ничего особенного.
- Он не кварианец! – выпалила Корна. – Вы делаете ему больно! Кила, ему же больно! Пустите меня!..
Они забрали его из палаты ночью, когда кварианка позволила себе несколько часов сна, столь необходимого слабому организму. Теперь ученые помещали его в подобие шара, как обычно делают с новорожденными. Они говорили, что это ему на пользу. Все врачи сказали, что мальчику стало хуже, и это была вынужденная мера…
Но Корна-то знала, что они все врут. Он не такой. Чёртов шар-который-оградит-от-болезней ему не поможет. Они только делают ему больнее. И ребенок надрывается, когда кричит и плачет и вместе с тем сердце матери разрывается на части. Они ничем не помогут. Никто не поможет.
- Пустите! Дайте мне забрать его! – кричит кварианка, когда двое других представителей её расы, которые тоже наблюдали за «чудо-ребенком», пытаются оттащить её от входа в стеклянной комнаты, где держат её сына. – Ему же больно. Кила, он же плачет… Вы же ничего не понимаете! Пустите! Пустите меня к нему! – отчаянно кричала, срывая голос, Корна. И вот уже крик превращается в полушепот, силы покидают тело и нет больше сил сопротивляться.
Ученые и врачи знают лучше. Они так думают. Но, ничем не помогут. Никто не знает, что делать с чудо-ребёнком. Они лишь исследуют его, делая выводы, записывая какие-то исследования… и готовятся к появлению таких же. Странных детей-мутантов, которых еще не видела едва оправившаяся после Жатвы Галактика.
Все они говорили, что забрали его потому, что у него начался жар и ребенок начал сильнее кричать. И тогда лишь отчаянная мысль билась в голове кварианки: “Почему отец позволил забрать своего ребенка?”.
Врачи сказали, что после помещения в защитный шар ему стало лишь хуже. Все данные были стёрты, никакие исследования не афишировались, все ученые подписали контракты о неразглашении. Как будто бы Корна и не была беременна, как будто бы и не было месяцев волнений и подготовки к появлению кого-то чудесного и похожего на неё или Криса. Ничего-не-было.
Они даже не успели дать ему имя. От него осталась лишь безымянная маленькая могилка, на которой так заботливо были высажены странные земные цветы.
•••
Сжимая двумя пальцами кольцо, что висело на цепочке, Корна со странной тоской вспоминала легенду, о которой ей рассказывал её дрелл, который так любил земные обычаи. И кольцо, отчасти напоминавшее кольцо одного земного Царя.
Закрывая за собой дверь в комнату, в которой никто и никогда не поселиться, кварианка печально улыбалась, блуждающим взглядом окинув лестницу, по которой придется спуститься. Когда-нибудь, этот дом будет наполнен смехом детей, не родных, но не менее любимых. Когда-нибудь, они смогут забыть то, через что прошли. Войну, потерю первенца, постоянные отлучки Криса.
И как бы больно не было сейчас, Корна вновь возвращает свой взгляд на надпись, выгравированную на кольце.
“Все проходит," - кварианка поворачивает кольцо, - “И это пройдет”.
“Я моё солнышко укачала,
На розовой веточке уложила,
А сама надежду совсем потеряла”.
На розовой веточке уложила,
А сама надежду совсем потеряла”.